— Скоро осознаешь… Я действительно случайно увиделся с Психом. Один из охраняющих отделение похвастался портретом, сделанным знакомой рукой. Такой, — «южанин» пощёлкал пальцами, — из нескольких линий. На комикс похоже и, поверь, очень узнаваемо. Дальше захотелось переброситься парой слов. Мы раньше, на позициях, изредка трепались ни о чём, коротая часы... Сходил в гости.
— Как он?
— Хреново. Прооперирован, в сознании, слаб. Врачи половину внутренностей вырезали. Нужно долгое и дорогое лечение, которое Психу никто не предоставит. У уголовников страховка отсутствует, а за государственный счёт разве что подохнуть не дадут из гуманизма, декларируемого нашим общественным строем. Скорее всего, будет инвалидом.
— Допустим, — сглотнул я, пряча за этим действием нарастающее замешательство. — Он мне что-то передавал?
— На словах. Просил в следующий раз не выделываться и драпать самому. А ещё извинился за зубы.
Лучше бы меня избили, чем вот так, наотмашь!
О том, как я потерял передние зубы, не знал никто, кроме меня и наставника. Ничего такого, но... свидетели отсутствовали, разболтать некому. При обстреле, переваливаясь через завал из мешков, Псих неудачно упал и случайно выбил их каской, из-за чего я теперь слегка шепелявлю.
Язык инстинктивно провёл по острым обломкам во рту, с отвращением цепляясь кончиком за осколки резцов.
— И только?
— Почти, — с усмешкой процедил Длинный. — Не спеши. Обо всём по порядку. Ты мне, для начала, ответь, Псих меня разыграл или у абстрактной беседы имеется материальное обоснование?
О как вывернул! «Материальное обоснование» — почему-то такая формулировка казалась неуместной в этих стенах, отзываясь запредельным цинизмом. Можно же проще выразиться: «Гони награбленное! Делись, сволочь!» — ясно и понятно, о чём разговор и каковы конечные требования.
Не удержавшись, потёр виски, прогоняя всю эту стороннюю муть. Заставил себя вернуться к главному.
Итак, сослуживец и друг действительно сообщил о деньгах — в этом сомнений больше не оставалось. Начну увиливать, молоть чепуху — «южане» сделают так, что вскоре умолять стану: «Возьмите! Возьмите! Только отстаньте!», соглашаясь на всё на свете.
Пока добробатовцы ведут себя прилично, сдерживаются, но надолго ли? Не они у меня в плену, а я у них — со всеми вытекающими. Не надо забывать.
Вывод: накопления придётся отдать. По-хорошему или по-плохому.
«А потом шлёпнут?!» — истерично завопил внутренний голос.
«А если не выдам, то ананасами накормят?! — рассудительно ответил ему другой голос, который тоже я. — Дурак! Выпотрошат из тебя всё, до последнего кредита, будь спокоен. А вот потом точно шлёпнут. За упрямство и тупость.»
Классический цугцванг. Остаётся пробовать торговаться. Может, и выгорит какая-нибудь мелочь.
— Что я получу взамен?
— Ничего. Твои деньги пойдут в фонд бригады. На материальную помощь раненым бойцам.
Вот и объяснение, почему столько свидетелей при такой, казалось бы, приватной теме для переговоров. Всё по-честному, все в курсе. Однако, впечатляет.
— Тогда зачем мне делиться своими кровными?
— Всё равно отдашь.
— Отдам. Или стану мудачиться до последнего. А там, глядишь, и подохну.
— Дерзишь? — с хищным оскалом вмешался детина-тюремщик.
— Подожди, — заинтересованно осадил его Длинный. — Маяк старается продать товар подороже. Имеет право. Чего ты хочешь?
Наконец-то. В моём положении выбор ограничен. Надо требовать только реальные вещи, безобидные для всех и важные для меня.
О свободе упоминать бессмысленно, о связи с далёким, настоящим командованием — тоже. Про улучшение кормёжки — перебьюсь. Отдаваться за калории я не готов. Остаётся...
— Лечение для Психа. Достойное, насколько это возможно. Дайте взятку доктору или заведующему, чтобы помогли с лекарствами. Организуйте перевод в другой госпиталь, с более приличным финансированием. Не получится — сами купите, что потребуется. На ваш выбор. Там хватит... Да! — спохватился я, краснея от стыда за собственную заторможенность. — Какие гарантии?
— Никаких. Много просишь.
— А...
— Психу поможем. Проследим, чтобы выходили. Устраивать вам свидание, извини, не станем. Это за пределами наших возможностей. Скажи, сколько накопил?
— Чуть меньше сорока тысяч кредитов. Точную сумму не помню, из башки выветрилось. Найдёте — пересчитаете.
«Южанин» уважительно присвистнул:
— Неплохие деньги!
Деньги, деньги... Да плевал я на них! Кинут — убью. Придумаю, как.
Не зря же первый номер всю эту карусель устроил! Иногда надо просто верить.
— Ага. Неплохие.
Длинный словно жил со мной на одной волне. Понимающе хмыкнул, одобрительно повёл уголками губ, достал из нагрудного кармана формы коммуникатор. Повернул экран ко мне, запустил воспроизведение.
На меня смотрел Псих. Серый, усталый, хрящеватые черты лица ещё более заострились, предавая неописуемое сходство со сказочным трёхсотлетним вампиром, плешь выглядела потёртой, истасканной. Его голова покоилась на подушке, а тонкогубый рот растягивался почти до ушей, как при первой нашей встрече.
Веки полуприкрыты, но глаза живые, пронзительные, те самые, ищущие друзей и умеющие радоваться — словно прилепленные от наставника, от друга к другому человеку. Длинный правду сказал — хреново он выглядит, иные покойники симпатичней.
Зато живой. И будет живой, куда он денется.
— Эй... Би... Си... Ди... — тихо прозвучало из устройства. — Поиграть ка-выходи...
Запись оборвалась.
— Псих сказал, что это тебя окончательно убедит, — «южанин» убрал коммуникатор в карман. — На код непохоже. Я эту считалочку с детства помню. Там ещё две буквы пропущены.
— Три... Е, Эф и Джи, — поправил я, ощущая небывалую бодрость и подпитку. Словно энергетиков нахлебался по самую макушку.
Это не код. Это гораздо больше.
Псих сделал лучшее, что мог. Он меня поддержал. Так же, как я его совсем недавно, когда на загривке тащил в укрытие. Но он — лучше. Полнее, своевременнее, идеальнее. К месту и ко времени.
Дал понять, что я не одинок.
Жаль, что друг больше ничего не сказал. Наверное, не смог. Закрытое больничное отделение, охрана, в кишках швы, сплошные запреты — а Псих, талантище, выкрутился, донёс до меня многое, укрыв его в буквах.
Понятное дело, Длинный на большее, чем безобидное видео, ни за что бы не согласился. Вокруг все военные, стукачество процветает. Однако «южанин», и сам того не понимая, выступил примитивнейшим ушлёпком, которого тяжелораненый боец обвёл вокруг пальца.
Интересно, чем ему наставник заплатил за доставку видео? И сколько народу его посмотрело, пока оно ко мне добралось?
Да какая разница?
— Запоминай, где искать...
Интерлюдия №1
В большом, современном кабинете, в угоду патриотическим веяниям украшенном государственным флагом и эмблемой добровольческой бригады «Юг», сидели трое.
Они молчали, с отрешёнными лицами переосмысливая полученную информацию. Предоставленная видеовыжимка из более, чем суточного допроса случайно угодившего в плен бойца Маяка (он же Готто Ульссон, он же Вит Самад, он же Виталис Самадаки), заставляла мозговые извилины буквально закипать от открывающихся перспектив. Или бездны неприятностей — как посмотреть.
Двое из троих, в дополнение к видео, уже сохранили в коммуникаторах файл текстовой версии беседы с бывшим рядовым Федерации, проведенной с использованием подавляющих волю препаратов и детектора лжи.
Позже детально изучат. Пока хватит базовых сведений.
Искренность паренька сомнений не вызывала. Просто потому, что к делу были привлечены лучшие специалисты из структур Комитета Безопасности Розении, многократно доказавшие свой профессионализм на более крепких орешках, чем рядовой солдат.
Но информация, добытая из обычного третьесортного винтика общественной машины, которому даже в теории недоступны сведения государственного масштаба — настораживала, а если откровенно — местами вызывала идиотское неверие в реальность предоставленных фактов.
